Альбрехт Дюрер (Albrecht Durer; 1471, Нюрнберг - 1528) - живописец, рисовальщик, гравер, гуманист, ученый, Дюрер был первым художником в Германии, который стал изучать математику и механику, строительное и фортификационное дело; он первый в Германии пытался применить в искусстве свои научные знания в области перспективы и пропорций; он был единственным немецким художником 16 века, оставившим после себя литературное наследие. Необычайная художественность, широта интересов, разносторонность знаний позволяют поставить Альбрехта Дюрера в один ряд с такими прославленными мастерами Возрождения, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль.

Основоположник искусства немецкого Возрождения. В напряженно-экспрессивных формах, фантастических образах воплотил ожидание всемирно-исторических перемен (серия гравюр «Апокалипсис», 1498), выразил гуманистические представления о смысле бытия и задачах искусства (т. н. мастерские гравюры, 1513-14). Создал полные силы и энергии образы человека реформационной эпохи («Портрет молодого человека», 1521, диптих «Четыре апостола», 1526), людей из народа (гравюра «Три крестьянина»). Известен как тонкий, наблюдательный рисовальщик (св. 900 рисунков). Теоретик искусства («Четыре книги о пропорциях человека», 1528).

Сын серебряных дел мастера, выходца из Венгрии. Учился сначала у отца, затем у нюрнбергского живописца и гравера Михаэля Вольгемута (1486-90). Обязательные для получения звания мастера "годы странствий" (1490-94) провел в городах Верхнего Рейна (Базель, Кольмар, Страсбург), где вошел в круг гуманистов и книгопечатников. В Кольмаре, не застав в живых М. Шонгауэра, у которого намеревался совершенствоваться в технике гравюры на металле, изучал его работы, общаясь с его сыновьями, также художниками. Вернувшись в 1494 в Нюрнберг, женился на Агнесе Фрей и открыл собственную мастерскую. Вскоре отправился в новое путешествие, на этот раз в Северную Италию (1494-95; Венеция и Падуя). В 1505-07 вновь был в Венеции. Познакомившись в 1512 с императором Максимилианом I, видимо, тогда же начал на него работать (вплоть до его смерти в 1519). В 1520-21 посетил Нидерланды (Антверпен, Брюссель, Брюгге, Гент, Малин и другие города). Работал в Нюрнберге.

Творческий путь Дюрера совпал с кульминацией немецкого Возрождения, сложный, во многом дисгармоничный характер которого наложил отпечаток на все его искусство. Оно аккумулирует в себе богатство и своеобразие немецких художественных традиций, постоянно проявляющихся в облике персонажей Дюрера, далеком от классического идеала красоты, в предпочтении острохарактерного, во внимании к индивидуальным деталям. В то же время огромное значение для Дюрера имело соприкосновение с итальянским искусством, тайну гармонии и совершенства которого он старался постичь. Он - единственный мастер северного Возрождения, который по направленности и многогранности своих интересов, стремлению овладеть законами искусства, разработке совершенных пропорций человеческой фигуры и правил перспективного построения может быть сопоставлен с величайшими мастерами итальянского Возрождения.

Дюрер был равно одарен как живописец, гравер и рисовальщик; рисунок и гравюра занимают у него большое, подчас даже ведущее место. Наследие Дюрера-рисовальщика, насчитывающее более 900 листов, по обширности и многообразию может быть сопоставлено только с наследием Леонардо да Винчи. Рисование было, видимо, частью каждодневной жизни мастера. Он блестяще владел всеми известными тогда графическими техниками - от серебряного штифта и тростникового пера до итальянского карандаша, угля, акварели. Как и для мастеров Италии, рисунок стал для него важнейшим этапом работы над композицией, включающим в себя эскизы, штудии голов, рук, ног, драпировок. Это инструмент изучения характерных типов - крестьян, нарядных кавалеров, нюрнбергских модниц. Его прославленные акварели "Кусок дерна" и "Заяц" (Альбертина, Вена) выполнены с такой пристальностью и холодноватой отстраненностью, что могли бы иллюстрировать научные кодексы.

«И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертой частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными».
Зловещие слова «Апокалипсиса» — мрачных пророчеств Иоанна Богослова, предрекавших крушение мира, — раздавались с амвонов всех церквей, когда немецкий художник Альбрехт Дюрер вернулся в родной Нюрнберг после первого путешествия в Италию, где он изучал основы ренессансного искусства: перспективу, учение о пропорциях, читал трактаты итальянских гуманистов, учился у живописцев Венеции колориту. По возвращении на родину молодой художник особенно остро ощутил тревоги и смуты, терзавшие страну накануне XVI века. Народ Германии страдал от неурожаев, от жестоких поборов. Волнения крестьян разгорались все сильнее. Церковь и князья жестоко мстили бунтарям. Уже погиб на костре инквизиции народный вожак Ганс Бегайм, который провозгласил: «Налоги и подати должны быть упразднены».

В дни жестоких потрясений, в 1498 году Дюрер создает свой «Апокалипсис» — пятнадцать большого размера гравюр на дереве, которые он с невероятной для того времени смелостью населяет персонажами, одетыми в костюмы его эпохи. Фантазия художника получает новую пищу, и изображение священной истории приобретает небывало острый полемический характер. Так, впервые в истории изобразительного искусства осовременивая канонические образы, художник лишает их ореола святости. В гравюре, демократичнейшем жанре искусства, Дюрер сказал о том, что горе в Германию принесли нынешние грешники — развращенные церковники и князья и именно их в первую очередь должно постигнуть возмездие. Так религиозная тема обернулась политическим памфлетом. Силой воображения художника легенда переплелась с действительностью и получила новую жизнь, наполненную драматическими противоречиями эпохи, предшествующей Великой крестьянской войне, потрясшей всю Германию.
Графический язык листа «Четыре всадника» поражает разнообразием и изощренностью орнаментального узора штрихов. Измельченные, нервно взметенные линии композиции замечательны тем, что их ритм не уничтожает то мощное чувство монументальности, то умение воспринимать мир в его грандиозном величии, которое Дюрер воспринял у мыслителей и художников средневековья. Как великие нидерландцы Ян ван Эйк и Гуго ван дер Гус, он умел извлекать из старой философии новые уроки, а художественные приемы готического искусства он виртуозно использовал для новых творческих задач.
«Я восхваляю великое мастерство Альбрехта Дюрера-гравера, позволявшее ему без помощи красок, одними лишь черными штрихами, передать все доступное человеческому зрению и чувству, — говорил великий гуманист Эразм Роттердамский. — Чего только не изображает он, даже то, что невозможно изобразить, — огонь, лучи, гром, зарницы, молнии, пелену тумана, все ощущения, чувства, наконец, всю душу человека, проявляющуюся в телодвижениях, едва ли не самый голос. И все это передает он черными точнейшими штрихами...»
В гравюре «Четыре всадника», пересекая по диагонали лист, во весь опор несутся страшные кони. В символических образах всадников художник изобразил войну, мор, суд и смерть. Клубятся облака, ограниченные нервными контурами пульсирующих линий. Вверху листа парит белый ангел. Он благословляет грозное апокалипсическое войско. Начатая фигурой ангела, основная композиционная ось вдруг резко отклоняется вправо и уходит в нижний угол листа, где в пасти Люцифера казнится император. Внимание останавливает крупная фигура слепого всадника в центре гравюры, олицетворяющего суд. Мы как будто бы слышим устрашающее бряцание его весов, так же как слышны топот копыт, шумное дыхание животных и последние крики оцепеневших в ужасе грешников.
Лист, в котором все охвачено безудержным движением, в котором так неистово взметнулись «готические складки» на плаще смерти, так безжалостно опускаются копыта на головы поверженных, должно быть, производил величайшее эмоциональное впечатление на современников Дюрера, веривших в могучие силы высшего мира В «Апокалипсисе» художника эти высшие силы восстали против власть имущих. Конечно, не надо думать, что Дюрер сознательно использовал традиционные образы для актуальной «пропаганды». Но, гравируя свои неистово гневные листы, он стремился говорить с современниками о том, что их волновало и что воплощалось тогда в привычных мотивах религиозное мифа.